Рас, проводив взглядом разведчиков, буквально задергался. В голову пришла идея, ошеломившая наглостью даже его самого. Почему бы прямо сейчас не войти через северные ворота и не забрать короля? Пока поспеет караульный от западных ворот, если он вообще осмелится подойти ближе, Рас уже справится с запорами. Он может вооружить короля копьем и ножом, и если часовой все-таки нападет, придется его прикончить. Жирный Тибасу и старый шаман не в счет. Рас с королем заберут на берегу один из челноков и переправятся через реку. Может быть, Гилаку не очень-то придется по душе направление на север — из-за всяческих суеверий, связанных с белой кожей Раса, — но выгода самого освобождения из плена наверняка будет ему очевидна. Если же нет, если он так туп, что упрется и не захочет выходить из клетки, так не стоит с ним и возиться, рисковать ради него.
С другой стороны, не безопаснее ли проделать все это ночью, под покровом темноты? Главную трудность ночью составит путь по ветке священного дерева и по крыше хижины шамана. Если из-за неизбежного шума поднимется тревога, вся деревня вскоре будет на ногах. В своей собственной резвости Рас был уверен, он-то ускользнет, а вот как насчет короля? Попытка может быть лишь одна, у второй слишком мало шансов на успех — охрана пленника значительно усилится. Кроме того, выйдя на свет костра возле клетки, никак не укрыться от глаз часовых на воротах.
— Я сделаю это прямо сейчас, — сказал себе Рас. Он не мог объяснить себе, почему решил, что более подходящего времени не найти — словно черт за язык дернул!
Спустившись с дерева и скрываясь за кустами, юноша подкрался к северным воротам. Они были прикрыты, но не заперты изнутри на засов и скрипнули, когда Рас слегка налег плечом на створки. Приоткрыв их, Рас скользнул внутрь. Скрип ворот затерялся в гуле ревуна, завываниях шамана и звоне арфы и никого не всполошил. Рас притаился на мгновение за углом хижины Вавафу. Все было спокойно. Чафаджу, страж западных ворот, стоял к нему спиной, а Сазангу, охраняющий далекую восточную стену, как раз утолял жажду из большой тыквенной бутыли.
Сердце у Раса подпрыгивало и бухало, как вонсу, отплясывающий неуклюжую ритуальную пляску. От волнения он дрожал, но рука крепко сжимала копье, а грудь вздымалась ровно. Он вышел из-за хижины и под ярким полуденным солнцем направился к центру деревни. Рас шел спокойно, не спеша, словно всю жизнь провел внутри этих стен. И почти до самой цели добрался никем не замеченный.
Когда Рас был всего в нескольких шагах, Вавафу замер и прервал декламацию. Деревянный ревун на конце бечевы совершил по инерции несколько оборотов вокруг его головы и с унылым свистом, напоминающим последний вздох умирающего, замер. Детишки с воплями брызнули по деревне во всех направлениях. Тибасу, уронив в пыль деревянную чашу с пивом, с трудом приподнялся. Затем он взвыл и попытался забиться под трон. С северных ворот его вой подхватил Чафаджу. Гилак, сжав прутья, стоял, казалось, совсем спокойно; лишь широко распахнутые глаза да мелкая дрожь всего тела выдавали его истинные чувства.
Вавафу, выйдя из оцепенения, шлепнулся оземь и забился в конвульсиях с шакальим повизгиванием. Через него Рас просто перешагнул, но вот пройти спокойно мимо торчавшего из-под трона могучего зада не сумел, просто не удержался. Отвесив вождю изрядного пинка — тот с тихим воем пытался втянуть под трон и огузок, — Рас захохотал, подошел к клетке и одним резким движением ножа разрубил запоры.
— Выходи оттуда, Гилак! Медлить опасно! У нас совсем мало времени, — произнес он на языке вонсу.
Если Гилак и понял, то ничем этого не выказал. Зубы у него клацали; кожа под глубоко-коричневым пигментом посерела. Но когда Рас вытащил его из клетки за руку, противиться не стал — вообще вел себя как человек, по душу которого собственной персоной явилась Костлявая.
— Я не призрак, я сын Бога, — сказал ему Рас. Гилак промычал что-то в ответ, но явно не успокоился. — Ты не понимаешь языка вонсу? Ну, не беда.
Рас решил не давать королю оружия — очухавшись, тот чего доброго нападет на своего спасителя.
Подталкивая Гилака перед собой, Рас спешил к западным воротам. Чафаджу, слабоумный сынок вождя, плотно зажмурив глаза и пуская слюни, стоял на платформе и бешено отмахивался копьем от невидимых напастей. Рас с Гилаком уже прошли под ним, а он все никак не мог уняться, все тыкал и тыкал копьем в воздух.
Погони не было. Рас греб, Гилак же сидел на носу. Рас решил, что можно подняться на несколько миль по реке, прежде чем бросить челнок. Когда еще вернутся разведывательные команды! А из оставшихся сейчас в деревне никто даже не потрудился проследить, в каком направлении они отчалили. Так что сразу прятаться в джунглях, а затем шагать лишнее было вроде незачем.
Когда, покинув челнок, они с Гилаком шли к заготовленному заранее укрытию, Рас не мог удержаться от смеха. Он был счастлив. Сейчас, когда опасность миновала, все происшедшее представало исключительно в забавном виде. Внутренне он корчился от хохота. Рас то шел, то приплясывал. И всякий раз, когда приближался к королю, тот вздрагивал.
Так король шарикту и стал его пленником-гостем на долгие шесть месяцев. У Раса, неподалеку от скал, с которых начинались земли вонсу, хранилась бамбуковая клетка, изначально задуманная как ловушка на леопардов. Король безропотно влез в нее лишь по мановению руки Раса. Запоры, рассчитанные на леопарда, человека сообразительного не могли задержать дольше чем на минуту-другую. Поэтому Расу пришлось сконструировать самострел, приводимый в действие дверью клетки. Если, спасаясь от стрелы, Гилак пригнулся бы или лег на пол, то в такой позе ему было бы непросто приподнять тяжелую дверь. В то же самое время механизм двери опускал еще одну, внутреннюю дверь — из заостренных внизу кольев. Они вонзались как раз туда, где должен был лежать открывающий дверь пленник. Стоило приподнять наружную завесу лишь наполовину, и немедленно вылетала стрела, а следом в пол вонзались колья внутренней решетки. Рас так гордился своим изобретением, что порою просто испытывал искушение подбить Гилака на побег и увидеть механизм в действии.
Он объяснил королю, что может случиться с ним при попытке к бегству. Казалось сперва, что тот не понял, но несколько мгновений спустя Гилак кивнул и произнес что-то на языке вонсу. Это был не совсем вонсу, во всяком случае не тот, на котором говорили в деревне и к какому привыкло ухо Раса. Разница вскоре получила объяснение: Гилак немного говорил на языке рабов племени шарикту. Рабы же вели свое происхождение от вонсу, захваченных в плен много поколений тому назад, и говорили потому иначе.